Наши врачи за рубежом

Интерны во французском госпитале.  Интересный рассказ теперь уже врача, работающего во Франции. Заслуживает сериала.

История болезни одного отделения.

Первый семестр

Жалобы отделения были многочисленными и самыми разнообразными.

Хоть и были объективные признаки болезни, создавалось впечатление, что большая часть, из разряда психо-соматических.

Доминировали : ухудшение общего самочувствия и слабость в ногах, приводящие к частым падениями, а также дезориентация в пространстве и во времени. Последнее очень настораживало, так как отделение было ещё относительно молодым (средний возраст-около 50 лет).

Анамнез.

Геморрои от сидячего образа жизни и запора

Ритмическая болезнь сердца (в его-то годы…)

Начало депрессии

Излишняя раздражительность, необоснованные страхи

Образ жизни, вредные привычки.

Многодетное отделение находилось в маленькой французской провинциальной больнице, но со всеми удобствами.

С недавних пор наблюдался внутри семейный  конфликт. От психиатрического наблюдения категорически отказывалось.

Массивной алкогольной-табачной интоксикации не наблюдалось.

Доминировали малоподвижный образ жизни и повышенная эмоциональная нагрузка.

История заболевания.

Отделение болело уже несколько месяцев. С больными вместе. Болезнь находилась в активной стадии и лечению не поддавалось.

Дело было в том, что в старый, вялый, уже ни чем не интересующийся организм внедрился чужеродный агент-новый заведующий отделением.

Иммунитет у этого пожилого тела был снижен, но сопротивлялся он изо всех своих сил.

Высокая температура (до 40,0 Ц°) наблюдалась по понедельникам и четвергам, во время обходов шефа. Также прослеживались беспорядочные температурные пики в остальные дни недели - по утрам, в обед или вечером. Это в зависимости от настроения шефа и его интереса отделением.

Противовоспалительным средством была эффективная работа команды. То есть таковая отсутствовала, в принципе. И лихорадка продолжалась.

Предыдущий шеф ушел на пенсию. Отделение, за последнее время, крепко заросло своими привычками, как сорняками. Каждый жил в своем ему удобном ритме, то есть, в большинстве случаев, вялотекущем. И потеря последнего, была жестоким ударом для всех сотрудников.

Больные, попав в отделение, могли не выходить оттуда месяцами. Врачи, не спеша, знакомились с их проблемами и, может быть, даже их решали.

В общем, отделение агонизировало. Интерны туда забыли дорогу, их там не было уже 2 года.

Однако, с назначением на освободившийся пост заведующего отделения  НН (Ненавистного и Незваного) в месяце июне  началась другая жизнь.

Осмотр.   

Начался с заведующего отделения.

“Не ходите дети в Африку гулять.

 В Африке гориллы,

 в Африке акулы

 и злые крокодилы.

 В Африке живет злой,

 кровожадный Бармалей.“

Корней Чуковский.

Бармалей пришел сам. После 3 лет работы в Мали и борьбы со СПИДом, он решил угомониться и устроиться в отделение  внутренних болезней. Этот человек, со звериным инстинктом победителя и интеллектуальной мощью, был создан для власти.

Он наводил страх. И не только на молоденьких медсестер, но и на уже пожилых состоявшихся врачей. Шеф был требовательным. Никто не привык к таким активным взаимоотношениям. Шеф мог быть неприятным. Все дружно его ненавидели. Но он был справедлив. Этого никто не хотел заметить. 

Серый от сверхмощной нагрузки, обедающий на ходу, он всегда был в курсе всех проблем отделения. Он же их и разрешал. Положиться на своих подчинённых он не мог, поэтому ему приходилось брать повсеместный контроль. Говорят, что до работы в Африке, он дежурил 8 раз в месяц и никогда не брал выходных.

Нам же, ново пришедшим интернам, он, больше, нравился. Им можно было только восхищаться. Молодой, активный, высокопрофессиональный врач с цепкой памятью и работоспособностью как у робота. У него громкий голос, пронзительный взгляд из под очков, со всех дыр прущая самоуверенность и несколько небрежная манера разговаривать. Медицинская эрудиция и профессионализм. Львиная порода. Редкая порода.

Он нас любил и оберегал. Мы были ему нужны, наши свежие мысли и новые силы. Для борьбы. Этот сверх-человек пытался реанимировать и возродить свой новый дом. Увы, пока безуспешно. 

Подчинённые.

В отделении осталось 2 врача. Третий (не без давления НН), мгновенно сориентировавшись, ушел в другую больницу. Ждали нового…

Ксавье .

Мой непосредственный шеф, с которым мне предстояло работать 3 месяца, энтузиазма не вызывал. В первый же мой день в отделении, выдернув меня из «лап зверя» под предлогом того, что поступил новый больной, он меня привел в свои кабинет, бормоча при этом, что здесь будет лучше и безопасней ( ?) обсуждать новый поступивший случай.

В его кабинете, так в его кабинете.

Только обсуждали мы совсем другое в этой сизой от сигаретного дыма комнате: нового шефа.

Ксавье, то есть Доктор Б, потеряв всякое достоинство, делал дурацкие (не для моих ушей) замечания по поводу НН. 

Он, результат табачной алкогольной интоксикации и неправильного питания,  в противоположность шефу, был маленьким, лысоватым, не молодым и уязвимым человеком со взглядом побитой собаки. В застиранной до дыр футболке, торчавшей из-под халата, и извечных джинсах.

Доктор С.

Второй врач выглядел более несчастным. Совсем худой и прозрачный от усталости. У него, судя по сплетням, были очень плохие отношения с НН. Ему было страшно, в его не молодом уже возрасте, искать новый пост... Поэтому он старался работать, много работать. Но к сожалению, работать эффективно он не умел. Как выразился мои коллега интерн “он только создавал видимость работы и больше махал руками”. С ним я познакомлюсь через 3 месяца.

Развитие заболевания.

Ксавье очень боялся обходов шефа. Накануне, его мучила бессонница. Итак, заранее уставший, он весь собирался, зажимался, всегда готовый к неприятным замечаниям (таковые находились всегда, мне казавшиеся справедливыми).  Его внутренняя пружина готова была выстрелить в любой момент. Чтобы этого не допустить, он часто отлучался. Успокоенный после выкуренной сигареты, он возвращался со шлейфом табачного запаха. Казалось, он окунается в сигаретный дым, как в защищающее от чужеродных вмешательств пространство.

Во время визитов у меня раздваивался мозг. Так как оба эти человека находились в 2 разных измерениях. Не пересекающихся. Они никогда не смотрели друг другу в глаза. Шеф говорил в воздух или мне. Я, загипнотизированная его персоной, судорожно пыталась что-то записывать.

Ксавье говорил (на одном дыхании) либо мне либо себе (он невозможно тихо разговаривал, но очень громко смеялся), притягивая меня в свой мир.

Я разрывалась между двумя.

Потом мы шли через весь двор больницы обедать. За 5 минут дороги, Ксавье успевал выкурить 2 сигареты, а я же начинала вонять табаком. По дороге и во время обеда, бесконечные комментарии о шефе. О господи.

Он пил пиво каждый обед, ел много сливочного масла. Пил кофе из стакана, на треть засыпанного сахаром. Все эти излишества материализовались в его круглом выпирающем  животе. Разражался громким смехом (обнажив свои, простите, нечищеные зубы), который прекращался по инерции (пока не перехватит дыхание), только через минуты 2 или 3.

И, вообще, все у него делалось по инерции. Он давал вещам идти своим ходом.

Ксавье, травматизированный после обхода и утомлённый сытным обедом, закрывался у себя в кабинете, оставляя на меня отделение. Я, будучи ещё плохо ознакомленной с отделением, пыталась разгребать проблемы 16 больных. Мне одной этого не удавалось. Проблемы скапливались и перетекали изо дня в день, пока до них не добирался шеф. И следовали справедливо-неприятные замечания.

Он (Ксавье) не любил никаких неожиданностей. Если, к примеру, утром к его приходу какой-нибудь больной был нестабилен, то вместо того, чтобы заняться им, он специально начинал визит с другого конца коридора. Ожидая, наверное, что через некоторое время проблемы уладятся сами. Но они, почему-то, не улаживались. Приходила медсестра с круглыми глазами за помощью, требуя каких-то действий со стороны врача. Врач произносил свои коронные фразы: “Пока пусть все будет так, как есть. Посмотрим, что будет дальше.” И утыкался носом в анализы другого больного, аккуратно их складывая по порядку (в этом ему не было равных). Этот ответ медсестру совершенно не устраивал и она обращала свой испуганный взор на меня. Я пыталась что-то делать в меру моих знаний и опыта. И, вдруг, появлялся шеф. Какое облегчение! Он быстро и ловко разрешал проблему и уходил, окинув презрительно Ксавье или сказав какую-нибудь гадость.

Последний оставался уязвленным, приговаривая при этом, что “чтобы ни делалось, все будет все равно неправильно”. Он, вообще-то, был не глуп и был бы неплохим врачом, если бы не его высококачественная леность...

А последняя компенсировалась неплохой памятью и умением пускать пыль в глаза коллегам.

Я начала осваиваться. Отделение становилось родным. Милые старички и старушки обдавали тёплой волной. Во время моих обходов (без шефа и Ксавье) мне скучать не приходилось. Маленький вьетнамец, в ожидании места в ре-едюкативном центре, вышагивал в коридоре, мило мне улыбаясь и осведомляя меня, что зуд все ещё не прошел (чешется, чешется). Другой же старик, громко стуча костылями всегда интересовался временем и все укорял меня, что у меня нет часов. У врача....

Ксавье оказался не так прост и слаб.

Отделение во время обходов становилось боксерским рингом. Весовые категории были неравными, но борьба имела место быть.

Раунд первый. Со слов очевидцев (то есть медсестёр. Я была на заслуженном отдыхе после ночного дежурства).

Ксавье в коридоре, подходит шеф.

Шеф- А что это вы не у постели больного, Ксавье? Вы все время находитесь в коридоре.

К- Я не могу постоянно быть в палате, всему свое время.

Шеф- Да?... А вчера я был в отделении в 11.30 и вас уже не было. Как вы это объясните? А?

К- Обход к этому времени был закончен.

Шеф- А мне сказали, что вы осмотрели только некоторых больных, а их 16....

Первый удар, он же и нок аут.

К- .....

Ксавье разворачивается и уходит. Слава богу зубы в целости и сохранности, что позволяет ему сказать на прощание: Бывай, мужик. А шеф, празднуя победу, шипит: Придурок.

Вот так.

Шеф.

« Не бойтесь совершенства. Оно вам не грозит »

Сальвадор Дали

Он хотел быть идеальным, он хотел быть совершенным.

Отделение переводило дыхание, пока его третья жена рожала ему пятого ребенка. Его почти не было видно в отделении. Все размякли и растаяли на 3 дня.

Но он вернулся, и все застыли в этом бесформенно-растекшемся положении.

Все что бы он ни делал, казалось, делал на показ. Никто не сомневался в его эрудиции и эффективности, но этого ему было мало. Помимо восхищения окружающих его людей, ему нужно было восхищаться самим собой. Он, читая нам лекции, упивался собою. Учительские способности заменял знаниями, вливающимися в наши  уши в виде очень сложно сформулированных фраз. Но увы, треть его слов, пройдя мою барабанную перепонку, не находили конечного назначения и где-то растворялись.

ММС

Шефу захотелось проверить интеллектуальные способности одного пациента.

Обычно это скучное задание проводится нижестоящими в иерархии, студентами либо интернами. Времени это занимает и силы. И нудное, какое-то, занятие.

Но шеф загорелся.

Алкогольная деменция  у слесаря польского происхождения вызывала большое вдохновение у шефа. Первый же и до впадения в маразм неважно говорил по французски, а теперь,  кроме невразумительных ответов, ждать было нечего. Но это не пугало шефа. Итак, основательно сев напротив больного, шеф начал свои допрос.

На вопросы, типа : Какой сегодня день недели или же год ? Поляк односложно выдавал дату своего рождения, месяц которой удивительно совпал с месяцем текущим («одиннадцатым », а не ноябрем). Он заработал одно очко. Из 30….

На просьбу повторить 3 слова : ключ, мяч, лимон; поляк счастливо улыбался.

А на упражнениях на счет он все-таки выразил себя, сказав, что это будет сложно (мне бы тоже было сложно считать под нависшим лицом шефа).

Итак: 90-7=? 

Поляк: Оооо, будет, кажется,14....

93-7=?

Поляк: 7....

86-7=?

Поляк делает отсутствующее выражение лица.

Его мимика полна достоинства и беспомощности.

Перешли к практическим занятиям.

Здесь польский слесарь превзошел самого себя. Он правильно сложил лист вдвое (правда после долгих покрикиваний со стороны шефа), а потом его гордо выкинул (что и просилось), попав листом в лицо моего непосредственного шефа. Поляк заслужил “браво” от шефа.

Сумасшедший день.

Грянул хор. Очень громкий. Голоса были женские и мужские. Они вызывали тревогу, сухость во рту и потерю сил с самого утра.

Так начался мой очередной день.

Телевизор орет в палате у тугоухого больного, которого врачи оставили умирать...

У одной бабушки стала "съезжать крыша" и она весело и громко отпускала шуточки, которые привели одну медсестру в истерическое состояние. Последнее воплощалось в громком хохоте, который она не была в состоянии остановить. А она в это время старалась попасть в артерию этой самой бабушки...

Уборщицы мешались с самого утра, стараясь первыми забежать в палату и намочить ее так, что тебе ничего не оставалось делать как "восхищаться" их ловкостью.

Итак, пациенты находились либо на своих кроватях, но были недоступны из-за моюще-чистящего процесса; либо в процессе покидания палат для того, чтобы направиться в долгое путешествие по больнице и вернуться только через несколько часов с одним единственным рентгенологическим снимком (и только...), либо в процессе декомпенсации, причем такой пугающей, что тебе хочется дозвониться до всех специалистов больницы одновременно...

Все твои пять чувств работают по полной программе: ты звонишь, а там эта извечная музыка (подождите и мы вас скоро соединим...), слушаешь одновременно информацию, которую пытается донести до тебя медсестра уже с самого утра, заполняешь какие-то бумаги, стараешься о чем-то договориться. Люди ходят туда суда, двери открываются и закрываются,  шумит пылесос. Тебя срочно зовут посмотреть на „кое-что“, ты туда несёшься, открываешь дверь... и на тебя накатывает запах испражнений.

И вдруг, я начинаю плакать. Горячие слезы текут по итак уже раскаленному лицу.  Звук  выключился, ты оглушен тишиной. Наконец-то я наедине с собою. Отрицательная энергия вытекла.

Я утираю слезы, звук возвращается, хохот влезает в уши. И я опять бегу дальше.

Страдание во имя любви.

Времени на личную жизнь нет. Работа пожирает и время и силы.

Рафаэль, мои коллега-интерн, решил это использовать в свою пользу.

Ему давно пригляделась рыженькая медсестра и он все ждал подходящего случая.

Случай воплотился во вздутом животе одного пациента. У него накопилась жидкость в брюшной полости, которую не мешало бы выпустить.

Рыженькая медсестра попросила Рафаэля пометить место пункции, чтобы наложить обезболивающий крем перед уколом.

Ничего не подозревавший пациент, а вернее его живот, послужил переломным моментом в общении этих двух людей. Интерн поставил метку: сердце, пронзенное стрелой.

И все стремительно полетело в сопровождении тонкого свиста стрелы.

Исследования.

Проведенное рентгенологическое исследование головного мозга не показало каких-то существенных изменений. Анализы крови также молчали. Напрашивался вывод: причина жалоб чисто психологическая. Значит, нужна скорая консультация психиатра.

Лечение. Длительная семейная психотерапия.

Выписка.   Через 4 месяца и 20  дней…

Еще об обучении и работе врачей за рубежом, Вы можете почитать здесь.